КВЭНТА

Имя: Рыгор Внешность: Человек. Европеоид. Невысок, толст. Лицо круглое, нос пуговкой, маленькие свинячьи глазки почти незаметны на жирном оплывшем лице. Короткие сальные волосы, те которые ещё остались, русые. Макушку покрывает круглая блестящая лысина. Одет в выцветшую застиранную гимнастёрку без знаков различия и такой же степени изношенности галифе. Широкий ремень теряется в складках живота. На боку висит пустая кобура. Характер: Глазки постоянно бегают, то ли в стремлении обнаружить, что-либо бесхозное, то ли в поисках опасности. А, скорее всего, в силу обеих причин сразу: ибо две превалирующее черты его характера – это трусость и жадность. Они же диктуют ему крайнюю степень подобострастия. Завидев кого-либо выше себя по статусу, Рыгор пригибается и втягивает голову в плечи, склонив её немного набок. Его тонкие губы искривляет лёгкая улыбка. Любой намёк на шутку встречается мерзким хихиканьем. Зато с теми, кого считает ниже себя, Рыгор заносчив и груб. Будто пытается оттоптаться на них за все свои бывшие и будущие унижения. Локация: Заброшенная база подскока на одном из астероидов. Склады почти пусты. Техника, та что не участвует в жизнеобеспечении, находится в полуразобранном состоянии. После окончания третьей межколониальной много осталось таких. Их дешевле было просто бросить, чем консервировать или эвакуировать. Что самое удивительное, на некоторых из них, вот как на этой, теплится какая-никакая жизнь. Прилетают за запчастями старатели, заскакивают в поисках преступников корветы рейнджеров, просто останавливались передохнуть и пополнить запасы космические бродяги. Рыгор называет себя главным интендантом станции. Не смотря на отсутствие подтверждающих документов, это звание у него никто не оспаривает. По крайней мере, пока.

Интендант

— А чего это ты всё про Джаку рас… расспрашиваешь? — окружной комиссар похлопал глазами, отгоняя сонливость. Он смотрел на дно тарелки супа, нависая над ней почти в упор и оперевшись локтями о стол. — Так ведь у нас на станции все джаканцы. Говорят, там сейчас полный бедлам и неразбериха, а ведь у каждого жёнки, детишки остались. А связи дальней нет. Её у нас первым делом реквизировали вместе с оружием, — Рыгор похлопал рукой по пустой кобуре, висящей на боку. — Вот только от вас весточки и получаем. Слова интенданта и журчание подливаемой им горилки успокаивали и убаюкивали комиссара. Он снова закрыл глаза: — Да всё хорошо в Джаке. Это не бедлам, это — свобода! Она даже в воздухе чувствуется. Вот раньше бывало идёшь по набережной, а за домами линкор Соединения виднеется. И давит он тебя как будто, и давит своим видом! А сейчас выходишь на улицу, смотришь на него и знаешь, что он теперь на нашей стороне. И как-то дышится легче оттого… — А чего на приколе-то линкор стоит? Уж не ремонтируется ли? — Мозги твои черепашьи ремонтируются! — кончики длинных седых усов комиссара погрузились в суп. Он едва бубнил себе под нос. — В полной боевой готовности он. А ты бы хотел, чтобы поломался? — Да ну что вы, фримен, что вы! — Рыгор осторожно оттаскивал тарелку на себя. — Я просто тактически волнуюсь. Не лучше ли в космосе под маскировкой дежурить? Флот Соединения ведь спит и видит, чтобы новую войну начать. — Да ну почто горючку даром жечь? Один линкор уже дежурит, этого достаточно. Да и потом я тебе так скажу, — лоб комиссара нежно встретился со скатертью, — если бы он ремонтировался, моего сына бы точно подрядили на работы, а вместо этого всю его бригаду в Бехрами перевели, так что… линкор… хры-ы-ы. Рыгор встал, поправляя пояс, утопающий где-то за складками его волосатого пуза, выглядывающего из-под растёгнутой гимнастёрки. Помимо него и храпящего комиссара в переговорной за накрытым столом также сидел ещё один гость и стояла пара безоружных бойцов возле двери, затянутой разноцветными лоскутными портьерами. Интендант сверкнул свинячими глазками в сторону солдатиков, и те быстро исчезли за тканью. Он неуклюже подхватил графин с мутной жидкостью, обошёл вокруг стола и сел рядом с оставшимся собеседником с дальней от спящего старика стороны: — Ну как там наше маленькое дельце? Высокий, кучерявый и загорелый помощник комиссара был полной противоположностью Рыгора — лысеющего коротышки с опухшим лицом. Он смотрел на него с превосходством: — Да, собственно, никак. Марья Фёдоровна говорит, что знать не знает никакого Рыгора Алексеева и денег никаких у неё нет. — Вот же сука! — Ну, понять бедную женщину можно. В свободных колониях о таких связях лишний раз лучше не вспоминать. Настроения, знаешь ли, такие, что если бы не мы, — помощник дотронулся до звезды рейнджера, вышитой на нагрудном кармане его джинсовой куртки, — линчевали бы их давно. Так что спасибо нам скажи. — Да я сам эту тварь придушу, когда вернусь, — Рыгор отхлебнул прямо из графина и, громко крякнув, продолжил уже заискивающе: — Земеля, ну помоги с новой личностью, а? Как фримен фримену. Не могу я больше тут торчать. — Цена на документы прежняя. И черепашьи черепки мне не нужны, я беру только колониальной наличкой. — Да где ж я… — Ну найдёшь как-нибудь. Я смотрю, у тебя талант находить всякое у чёрта на задворках, — помощник обвёл рукой интерьер переговорной, который хоть и не был роскошным, но всё же был явно богаче, чем того ожидаешь от заброшенной базы подскока на одиноком астероиде. Рыгор криво улыбался в ответ, быстро бегая взглядом по собеседнику, словно пытаясь найти в нём какую-то слабость, за которую можно было бы ухватиться, сторговаться. Его судорожные мысли прервал приближающийся стук кирзовых сапог капитана Комарова: — Фримен Рыгор… — Ну чего тебе? — Дальнобойщик идёт, — выпалил капитан в изношенной, но всё равно идеально сидящей форме без знаков различия. — Просят посадку через три часа. — Давай добро, — внезапно отозвался помощник комиссара, который торговаться явно не собирался. — Мы уже освобождаем площадку. Помощник принялся расталкивать и приводить в чувства своего напарника, на что ушло несколько минут, в течение которых Рыгор продолжал осушать графин единолично и даже не встал проводить гостей, а лишь по-деловому кивнул им на прощанье (перед помощником дальше расшаркиваться не было никакого смысла, а комиссар всё равно бы не вспомнил жест). К тому моменту, когда взвод рейнджеров наконец в полном составе погрузился в свой корвет и отчалил, интендант уже тоже порядочно захмелел, несмотря на свой вес. — Фримен Рыгор, — снова обратился к нему Комаров, — прикажете перевесить? — Чего-о-о? Какой я тебе фримен?! — протянул Алексеев, оторвавшись от стакана. Он встал, и, слегка покачиваясь, пошарил по карманам галифе. Он с трудом достал погоны с бронзовым значком черепахи и привычно приладил их себе на плечи с помощью липучки. — По форме обращаться к офицеру Соединения! — Тащ майор, — исправился Комаров, — разрешите занавески поменять? Рыгор вытаращил глаза, пытаясь сообразить, чего от него хотят. Секундой спустя он заметил за спиной капитана двух мнущихся рядовых с куском плотной материи и сообразил, что речь идёт о портьерах. Сейчас дверь занавешивало лоскутное полотно, чьи разноцветные куски, совмещённые беспорядочным образом, обозначали многообразие союза колоний, добившихся независимости; а солдатики готовились заменить его на символику Соединения. Но интенданта сейчас меньше всего заботили декорации. Он прошагал к центру комнаты и остановился прямо перед капитаном, глядя на него снизу вверх. — Значит так, Комаров. Слушай мою команду: сейчас вы берёте из моего кабинета винтовки, встречаете дальнобоев и арестовываете. Имущество описываете и переносите на склад. По выполнению — доложить. Задача ясна? — Так точно. — Выполнять! Когда последний подчинённый покинул помещение, Рыгор побрёл к мягкой скамье в углу, бормоча что-то ругательное про шлюшку-жену и хиппи-колонистов, улёгся на сиденье, не снимая сапог, и вскоре погрузился в сон. Майору грезилась Джака. С тех пор, как война закончилась четыре месяца назад, и он застрял старшим по званию на этой станции глубоко в тылу захваченных врагом территорий, Джака часто виделась ему во снах. Иногда она была снова под контролем Соединения; иногда во власти колонистов, а он сам тогда являлся фрименом без тёмного прошлого. Но всегда в его снах было чётко и понятно, кто свой, а кто — чужой, без той сумятицы и маскарада, которым приходилось заниматься сейчас. И это всегда были приятные сны. Хотя во время войны техника и пилоты станции были активно задействованы в боевых действиях, конкретно интенданта ужасы сражений никогда не касались, и кошмары его не мучали. Он спал сладко, но не долго. — Тра-та-та! — очередь выстрелов заставила Рыгора вернуться в реальность. — Тра-та-та! Две винтовки, которые он умудрился припрятать у себя во время реквизиции, были единственным оружием на станции, и они стрелять очередями не могли. Что-то явно пошло не так. Он выждал с минуту, и, убедившись что пальба прекратилась, пошёл к выходу. В дверном проёме он столкнулся с Побегайло: — Там, это самое, — запыхавшийся рядовой махал руками, пытаясь указать направление и восстановить дыхание, — капитан за вами прислал. — Веди! — бросил Рыгор. Они спешно преодолели три лестничных пролёта, спустившись на первый этаж, и, пробежав стометровый переходный коридор, оказались у входа в посадочный ангар. Здесь уже столпилось человек двадцать; по всей видимости все, кто нёс вахту в этой части станции (ещё полсотни личного состава осталось в складах и гидропонике, но это было в километре отсюда). Главная дверь ангара была закрыта, но шлюзы второго яруса, расположенные ровно над ней, были распахнуты. Они вели к лесам по периметру внутри ангара, где сейчас сидел Комаров на корточках, укрывшись за бортиком. В руках его была винтовка. Он жестом показал, что рядом с ним безопасно, и Рыгор осторожно подполз к нему по трапу. У них была удобная позиция: металлические листы лесов надёжно защищали их, если не вставать в полный рост, но в то же время щели между листами давали хороший обзор и даже могли служить своего рода бойницами. В центре ангара, рассчитанного на более крупные корабли, стоял трак дальнобойщиков. Грузовой люк был опущен и в его проёме стояли контейнеры, из-за которых выглядывал ствол пулемёта, задранный сейчас очень высоко под потолок. Между офицерами и траком было метров сорок пустого, хорошо простреливаемого со всех сторон пространства, и лишь у стены слева, в техническом углублении жались две человеческие фигуры, боясь высунуться. — Мы думали, их только двое, — пояснил Комаров. — Пришли брать их под арест, но тут началась пальба с корабля. Стреляли выше голов, но нам пришлось отступить. Вроде он один, засел в грузовом. Ждём вас, чтобы начать переговоры. — Какие нахрен переговоры? — интендант чуть не плевал в лицо капитану. — Штурм! — Зачем же штурм… — Затем, что нельзя, чтобы он от пулемёта отходил! Это ты понимаешь, капитан? Времени ему давать нельзя. Раз двадцать лбов не смогли бомбил обычных арестовать, значит, теперь штурм. По трое построиться! Где вторая винтовка? Солдаты не спешили выполнять команду. — Там пулемёт, товарищ майор, — снизу раздался голос Побегайло. — Не под пули же нам лезть. — Под пули, под них самые! — интендант кричал уже на него. — Думаешь, я не вижу, что там пулемёт? Думаешь, ослеп майор от горилки? Привыкли в тылу жопы протирать, дармоеды! Ты у меня в первой тройке побежишь. Встали на позиции! Рядовые переглянулись между собой и затем посмотрели на капитана. Комаров был первоклассным пилотом истребителя, прекрасно зарекомендовавший себя в бою, и, в отличие от майора, пользовался настоящим авторитетом у солдат. Но ещё он свято верил в субординацию и после пары секунд раздумий, он наконец произнёс, привставая: — Ладно, парни, давайте сделаем это. — Куда? — Рыгор тяжёлой рукой усадил его на место. — Ты-то куда собрался? Ты здесь нужен, будешь прикрывать их наступление. Ну давайте, давайте! Интендант спрыгнул вниз и стал разбивать людей на тройки. Когда счастливчики были назначены и расставлены по местам, майор открыл дверь и, продолжая её придерживать одной рукой, свободной ладошкой хлопал по спинам вбегающих в ангар бойцов первой тройки: — Пошли, пошли! Комаров видел через щель, как из-за контейнеров поднялась голова противника, одновременно с которой опустился и застрекотал ствол пулемёта. Всего пару мгновений, и голова нырнула обратно, а ствол утих. Теперь было слышно лишь крики Побегайло, который корчился на полу хватаясь за колени, пробитые шестнадцатимиллиметровыми снарядами. Рядом с ним валялось два трупа и винтовка. — Вторая тройка! — Война кончилась, товарищ майор, — сказал самый долговязый из безоружных солдат. — Колонисты победили. Зачем зря умирать? — Ах ты ж изменник! — интендант свирепел. — Из-за таких трусов, как ты, мы и проиграли третью колониальную. Но война ни на день не прекращалась! Мы просто копим силы для новой атаки. Или ты теперь тоже к анархистам решил переметнуться? Комаров! Комаров правильно понял, чего от него хочет майор, и нацелился на высокого бунтаря: — Давай, Федя, выбора у нас нет, — и после паузы добавил. — Я вас прикрою, ребята. — А-а-а! — внезапно закричал напарник Фёдора по звену, пытаясь завести себя психологически. — А-а-а-а-а! — подхватил сам Фёдор, то ли воодушевившись от слов капитана, то ли просто осознав безвыходность своего положения. Вторая тройка одновременно бросилась в ангар, пытаясь добраться до винтовки зигзагами. Ствол пулемёта вновь опустился и заработал по людям. Третья тройка ринулась в атаку. Голова стрелка показалась из-за контейнеров и сразу же ушла обратно в глубину трака в сопровождении брызг крови — Комаров сделал один точный выстрел. Фёдор, единственный из штурмующих, оставшийся на ногах, подхватил винтовку и в несколько прыжков добрался до грузового люка. — Чисто! — крикнул он, когда осмотрелся внутри. Двое дальнобойщиков, прятавшихся до сих пор в техническом углублении стены ангара, вышли наружу с поднятыми руками. Рыгор побежал к кораблю. Переступая через ноги стонавшего Побегайло, он скомандовал позвать медиков, но сам промчался дальше. И не в грузовые помещения, а в кабину, к тому, что волновало его в данный момент сильнее всего. Вошёл, и сразу осел: сигнал SOS был включён и, похоже, транслировался с самого начала. ** Переговорная была набита битком. За столом размещались солдаты Соединения, рейнджеры колоний с автоматами за плечами усаживались прямо на стол и занимали мягкую скамейку. Всего человек двадцать пять. Группы по три-четыре человека вели вялые беседы. Комаров стоял у окна, он внимательно наблюдал за тремя маленькими фигурками в скафандрах. Самая тучная фигурка, принадлежавшая интенданту станции, показывала комиссару и его помощнику место крушения дальнобойщиков, которые не справились с управлением при посадке и разбились о поверхность астероида. Став совсем уж крохотными точками, они прокружили вокруг обломков трака примерно с полчаса, после чего на обратном пути разделились: помощник повёл интенданта на корвет, а комиссар отправился к главному зданию. В этот момент в наушниках у рейнджеров в переговорной затрещал чей-то голос и они заметно переполошились. Они отошли ближе ко входу, взяли в руки автоматы и постарались стать таким образом, чтобы охватить взглядом весь зал. На вопросы присутствующих о том, что происходит, они не отвечали, хотя и так было понятно, что происходит. Спустя десять минут напряжённого ожидания, в переговорную явился сам комиссар. От того пьяницы, клюющего носом в тарелку супа, не осталось и следа: перед ними стоял старый собранный шериф. Он монотонным голосом объяснял, что глава станции обвиняется в мародёрстве и военных преступлениях, а потому будет судим и расстрелян в Джаке. Он также объявил о том, что расследование по поводу остальных членов станции, было решено им лично не заводить, и что они собираются спокойно улететь. Это заявление заметно разрядило обстановку, как среди солдат Соединения, так и в рядах фрименов. Ближайший к Комарову рейнджер настолько расслабился, что опустил автомат и дал возможность Комарову резко подступиться к нему, сорвать чеку с гранаты на его поясе и нырком выпрыгнуть из комнаты, захлопнув за собой дверь. В секундной суматохе кто-то из рейнджеров кинулся было за ним, но запутался в лоскутных портьерах, которые тут же, словно оправдывая своё название, разлетелись в клочья и лоскуты. Комаров снял с себя слетевшую с петель дверь, которой его накрыло, развернулся, лёжа на полу, и подался обратно в комнату. Среди оседающих клубов пыли он разглядел комиссара, пытающегося прицелиться в кого-то окровавленной рукой, и помешавшего ему Фёдора, который бил ножкой стола, словно долотом, комиссару точно в центр его седых усов. В другом конце комнаты один из рейнджеров давил ремнём автомата кого-то из солдатиков, но обмяк, получив пулю в спину. Не смотря на потери, бойцы Соединения взяли верх в этой короткой схватке и завладели оружием. С первых этажей, где оставалось ещё пол взвода рейнджеров, послышался уже знакомый Комарову стрекот пулемёта. Но он знал, что на этот раз орудие на их стороне, и оттого дышаться стало как-то легче. ** — Ай да Комарик, ай да молодец, кровопица! Вот честно скажу, я в тебя не верил. Думал, не поднимешь бойцов, когда меня повели. А они, трусы, и подавно пальцем не пошевелили бы. Так что думаю, всё: финита ля комедия, на расстрел иду. Но ты, конечно, молодец, настоящий солдат. Не забуду этого, Комаров. Ну, будем за мой новый день рождения! Рыгор поднял рюмку, чокнулся им о воздух, зная, что Комаров всё равно не пьёт, и опрокинул залпом, хорошенечко после этого прокрякав от горечи. Офицеры сидели на мостике трофейного корвета рейнджеров, захватывать который ещё утром никому из них бы и в голову не пришло. — Надо теперь подумать, — продолжил майор, — как нам из этого дерьма выбираться. Пару дней мы выиграли, но потом нам лучше быть подальше отсюда. Надо понять обстановку и сообразить, куда можно рвануть. Что языки говорят? — С языками работаем, тащ майор, но они вряд ли много знают. Зато вот здесь, — Комаров указал на стеллаж с запечатанными конвертами из крафт-бумаги, — у них полно каких-то депеш. Возможно, есть что-то интересное. Следующие полчаса капитан разрезал ключом конверты и вслух зачитывал их содержимое. Это были преимущественно предписания к перемещению мощностей различным добывающим компаниям, которые не несли никакой полезной информации, кроме того факта, что у колонистов был кромешный ад с организацией. Рыгор слушал вполуха, слегка покачиваясь в кресле пилота, пока ему не показалось, что им попалось что-то важное: — Стоп. Ну-ка повтори ещё раз. — Железнодорожным составам со всех полониевых производств астероидов внутреннего кольца прибыть к 14 числу в Бехрами. В голове интенданта, как у крепкого хозяйственника, моментально сложилась логистическая картина плана колонистов: — Чёрт возьми, они меняют двигатель! — Что? — Комиссар говорил, что бригаду ремонтников перевели в Бехрами, а к 14 числу они укрепляют там группу перевозки радиоактивных материалов, — он хлопнул себя по коленям. — Они прямо сейчас снимают полониевый двигатель с одного линкора в Бехрами, а через три дня повезут его по железке в Джаку ставить на другой корабль. То есть оба линкора будут не на ходу! Если и есть идеальный момент, чтобы нашему флоту выйти из маскировки, то это 14-ое число: они успеют допрыгнуть до орбиты колонии прежде, чем анархисты смогут поднять хотя бы один линкор в космос! — И мы можем об этом сообщить! — сообразил капитан, глядя на станцию дальней связи корвета. — Надеюсь, нас слушают. — Да уж лучше бы им нас слушать. Офицеры подготовили сообщение, сопроводив его фотографиями документов и отправили по зашифрованному каналу в надежде, что корабли Соединения стоят где-то в системе в режиме маскировки. Спустя несколько часов на приборной панеле загорелась оранжевая лампочка входящего звонка. Рыгор набрал воздуха в лёгкие и принял вызов. На экране передатчика появился немолодой человек в парадной форме и с золотой кокардой в виде черепахи на фуражке. Он бегло окинул взглядом потрёпанных собеседников и быстро заговорил: — Сеанс связи будет коротким, чтобы не выдать наше местоположение. Назовите ваши позывные данные. Алексеев и Комаров по очереди прошли идентификацию. Человек в фуражке кивнул: — Это важные разведданные. Считайте, что вы уже представлены на героев. С этого момента сохраняйте радиомолчание. Служу Соединению! Экран передатчика почернел, а лицо капитана побледнело. — Это был тяжёлый осадный эсминец Бушующий, — пробормотал он сам себе. — Поверить не могу, что они пригнали сюда осадный эсминец! Комаров схватился за голову, он встал и начал нервно вышагивать по кабине. — Товарищ майор, вы понимаете?! Они собираются ударить по линкорам главным калибром, а они сейчас стоят в Джаке и Бехрами. От обоих городов останутся руины! Мы должны предупредить людей. — Тише, тише, — Рыгор наконец-то отвлёкся от своих мыслей. — Радиомолчание, помнишь? Попробуешь передать сообщение и колонисты будут готовы к нашему удару. А после этой заварухи, быть уверен, нас уже ни те, ни другие по головке не погладят. — Я так не могу, у меня семья в Джаке. — У всех здесь семья в Джаке. У меня там тоже жена осталась. Думаешь, мне легко? Да у меня сердце кровью обливается и за своих близких, и за каждого рядового на этой станции. Но иногда надо идти на жертвы ради победы. — Это миллионы человек! — Зато это будет блицкриг, однодневная война. Или ты хочешь четвёртую колониальную? В затяжной войне всегда погибает больше. — Нет-нет-нет, я так не могу, — Комаров уселся за передатчик и потянулся к кнопке вещания. — Я должен сообщить. — Не надо геройствовать, капитан, — интендант достал комиссарский револьвер и навёл его в сторону паникующего офицера. — Подумай-ка вот о чём. Иногда герой — это не тот, кто постоянно рискует собой, пытаясь спасти других. Иногда герой — это тот, кто просто делает всё, чтобы выжить самому. Ведь оставаясь в живых, ты продолжаешь быть потенциально полезным родине. Мы четыре месяца выживали как могли на этом грёбаном астероиде, и теперь поможем переломить ход войны! А если мы пожертвуем собой, пусть даже и пытаясь спасти кого-то ещё, мы никакой пользы не принесём. Хорошенько подумай об этом, капитан. — Я так не мо… Бам